Неточные совпадения
Если бы было плохо, он не купил бы по ста пяти рублей землю, не женил бы трех
сыновей и племянника, не построился бы два раза после пожаров, и всё
лучше и
лучше.
— Но ради Бога, что же
лучше? Оставить
сына или продолжать это унизительное положение?
Несмотря на то, что она только что говорила, что он
лучше и добрее ее, при быстром взгляде, который она бросила на него, охватив всю его фигуру со всеми подробностями, чувства отвращения и злобы к нему и зависти за
сына охватили ее. Она быстрым движением опустила вуаль и, прибавив шагу, почти выбежала из комнаты.
— Из всякого положения есть выход. Нужно решиться, — сказал он. — Всё
лучше, чем то положение, в котором ты живешь. Я ведь вижу, как ты мучаешься всем, и светом, и
сыном, и мужем.
— Да, да! — вскрикнул он визгливым голосом, — я беру на себя позор, отдаю даже
сына, но… но не
лучше ли оставить это? Впрочем, делай, что хочешь…
Еремей Карякин, Никита Волокита,
сын его Антон Волокита — эти, и по прозвищу видно, что
хорошие бегуны.
Не стану теперь описывать, что было в тот вечер у Пульхерии Александровны, как воротился к ним Разумихин, как их успокоивал, как клялся, что надо дать отдохнуть Роде в болезни, клялся, что Родя придет непременно, будет ходить каждый день, что он очень, очень расстроен, что не надо раздражать его; как он, Разумихин, будет следить за ним, достанет ему доктора
хорошего, лучшего, целый консилиум… Одним словом, с этого вечера Разумихин стал у них
сыном и братом.
— Да я полагаю, — ответил Базаров тоже со смехом, хотя ему вовсе не было весело и нисколько не хотелось смеяться, так же как и ей, — я полагаю, следует благословить молодых людей. Партия во всех отношениях
хорошая; состояние у Кирсанова изрядное, он один
сын у отца, да и отец добрый малый, прекословить не будет.
— Вот какой у меня серьезный
сын! Не капризничает, углублен в себя, молча осваивает мир.
Хороший!
— Маркович, ювелир, ростовщик — насыпал за витриной мелких дешевеньких камешков, разного цвета, а среди них бросил пяток крупных. Крупные-то — фальшивые, я — знаю, мне это Левка,
сын его, сказал. Вот вам и
хорошие люди! Их выдумывают для поучения, для меня: «Стыдись, Валентин Безбедов!» А мне — нисколько не стыдно.
Клим рассказал, что бог велел Аврааму зарезать Исаака, а когда Авраам хотел резать, бог сказал: не надо,
лучше зарежь барана. Отец немного посмеялся, а потом, обняв
сына, разъяснил, что эту историю надобно понимать...
Отец рассказывал
лучше бабушки и всегда что-то такое, чего мальчик не замечал за собой, не чувствовал в себе. Иногда Климу даже казалось, что отец сам выдумал слова и поступки, о которых говорит, выдумал для того, чтоб похвастаться
сыном, как он хвастался изумительной точностью хода своих часов, своим умением играть в карты и многим другим.
Красавина. Ну его! И без него жарко. Что такое чай? Вода! А вода, ведь она вред делает, мельницы ломает. Уж ты меня
лучше ужо как следует попотчуй, я к тебе вечерком зайду. А теперь вот что я тебе скажу. Такая у меня на примете есть краля, что, признаться сказать, согрешила — подумала про твоего
сына, что, мол, не жирно ли ему это будет?
— Оставил он
сыну наследства всего тысяч сорок. Кое-что он взял в приданое за женой, а остальные приобрел тем, что учил детей да управлял имением:
хорошее жалованье получал. Видишь, что отец не виноват. Чем же теперь виноват
сын?
— Да как же вдруг этакое сокровище подарить! Ее продать в
хорошие, надежные руки — так… Ах, Боже мой! Никогда не желал я богатства, а теперь тысяч бы пять дал… Не могу, не могу взять: ты мот, ты блудный
сын — или нет, нет, ты слепой младенец, невежа…
Молодой купец-золотопромышленник,
сын мужика, в сшитой в Лондоне фрачной паре с брильянтовыми запонками, имевший большую библиотеку, жертвовавший много на благотворительность и державшийся европейски-либеральных убеждений, был приятен и интересен Нехлюдову, представляя из себя совершенно новый и
хороший тип образованного прививка европейской культурности на здоровом мужицком дичке.
Дмитрий Федорович голоштанник-с, а вызови он на дуэль самого первейшего графского
сына, и тот с ним пойдет-с, а чем он
лучше меня-с?
— Нет-с, в Смоленской губернии-с. А только ее улан еще прежде того вывез-с, супругу-то мою-с, будущую-с, и с пани-маткой, и с тантой, и еще с одною родственницей со взрослым
сыном, это уж из самой Польши, из самой… и мне уступил. Это один наш поручик, очень
хороший молодой человек. Сначала он сам хотел жениться, да и не женился, потому что она оказалась хромая…
Ах, не потому
лучше, что
сын отца убил, я не хвалю, дети, напротив, должны почитать родителей, а только все-таки
лучше, если это он, потому что вам тогда и плакать нечего, так как он убил, себя не помня или,
лучше сказать, все помня, но не зная, как это с ним сделалось.
Верочка после двух — трех ее колких фраз ушла в свою комнату; пока они не ушла, Марья Алексевна не думала, что нужно уйти, думала, что нужно отвечать колкостями на колкости, но, когда Верочка ушла, Марья Алексевна сейчас поняла: да, уйти
лучше всего, — пусть ее допекает
сын, это
лучше!
— Это по — твоему принято? быть может, по — твоему также принято:
сыновьям хороших фамилий жениться бог знает на ком, а матерям соглашаться на это?
— Попросить ко мне Михаила Ивановича, — или нет,
лучше я сама пойду к нему. — Она побоялась, что посланница передаст лакею
сына, а лакей
сыну содержание известий, сообщенных управляющим, и букет выдохнется, не так шибнет
сыну в нос от ее слов.
Станкевич был
сын богатого воронежского помещика, сначала воспитывался на всей барской воле, в деревне, потом его посылали в острогожское училище (и это чрезвычайно оригинально). Для
хороших натур богатое и даже аристократическое воспитание очень хорошо. Довольство дает развязную волю и ширь всякому развитию и всякому росту, не стягивает молодой ум преждевременной заботой, боязнью перед будущим, наконец оставляет полную волю заниматься теми предметами, к которым влечет.
Я уверен, что подобная черта страдания перед призванием была и на лице девы Орлеанской, и на лице Иоанна Лейденского, — они принадлежали народу, стихийные чувства, или,
лучше, предчувствия, заморенные в нас, сильнее в народе. В их вере был фатализм, а фатализм сам по себе бесконечно грустен. «Да свершится воля твоя», — говорит всеми чертами лица Сикстинская мадонна. «Да свершится воля твоя», — говорит ее сын-плебей и спаситель, грустно молясь на Масличной горе.
Этот
сын уже обзавелся семейством и стоит на
хорошей дороге.
В то время старики Пустотеловы жили одни. Дочерей всех до одной повыдали замуж, а
сыновья с отличием вышли из корпуса, потом кончили курс в академии генерального штаба и уж занимали
хорошие штабные места.
— Ты будешь работу работать, — благосклонно сказал он Аннушке, — а
сын твой, как выйдет из ученья, тоже хлеб станет добывать; вот вы и будете вдвоем смирнехонько жить да поживать. В труде да в согласии — чего
лучше!
Все его деревенские родные и знакомые восхищались, завидовали, слушая его рассказы о
хорошей службе, о житье в Москве. Отец, имеющий
сына десяти — двенадцати лет, упрашивал довезти его до Москвы к родственникам, в бани.
Помнил
лучше других и рассказывал мне ужасы живший здесь в те времена еще подростком
сын старшего сторожа того времени, потом наш чиновник.
— Вот ты про машину толкуешь, а
лучше поставить другую мельницу, — заговорил Михей Зотыч, не глядя на
сына, точно говорил так, между прочим.
— Уж это што говорить — заступа… Позавидовал плешивый лысому. По-твоему хочу сделать: разделить
сыновей.
Хорошие ноне детки. Ох-хо-хо!.. А все суета, Харитон Артемьич… Деток вон мы с тобой судим и рядим, а о своей душе не печалуемся. Только бы мне с своим делом развязаться… В скиты пора уходить. Вот вместе и пойдем.
— Высмотрел я место себе под мельницу, — объяснял старик
сыновьям. — Всю Ключевую прошел —
лучше не сыскать. Под Суслоном, где Прорыв.
Помнится, записывая в одной избе татарского мальчика трех лет, в ермолке, с широким расстоянием между глазами, я сказал ему несколько ласковых слов, и вдруг равнодушное лицо его отца, казанского татарина, прояснилось, и он весело закивал головой, как бы соглашаясь со мной, что его
сын очень
хороший мальчик, и мне показалось, что этот татарин счастлив.
Случай к тому подал неистовый и беспутный или,
лучше сказать, зверский поступок одного из его
сыновей.
Но если останусь я с ним… и потом
Он тайну узнает и спросит:
«Зачем не пошла ты за бедным отцом?..» —
И слово укора мне бросит?
О,
лучше в могилу мне заживо лечь,
Чем мужа лишить утешенья
И в будущем
сына презренье навлечь…
Нет, нет! не хочу я презренья!..
Но
лучше желал бы, чтоб с
сыном моим
Осталась я дома…
Отец знает, что ученый
лучше неученого, и
сыну известно, что отец это знает, и
сын хочет учиться, и все-таки отец запрещает, и
сын не смеет ослушаться!
Она мечтает о семейном счастии с любимым человеком, заботится о том, чтоб себя «облагородить», так, чтобы никому не стыдно было взять ее замуж; думает о том, какой она
хороший порядок будет вести в доме, вышедши замуж; старается вести себя скромно, удаляется от молодого барина,
сына Уланбековой, и даже удивляется на московских барышень, что они очень бойки в своих разговорах про кавалеров да про гвардейцев.
Какая, например, мать, нежно любящая свое дитя, не испугается и не заболеет от страха, если ее
сын или дочь чуть-чуть выйдут из рельсов: «Нет, уж
лучше пусть будет счастлив и проживет в довольстве и без оригинальности», — думает каждая мать, закачивая свое дитя.
Семья Тита славилась как
хорошие, исправные работники. Сам старик работал всю жизнь в куренях, куда уводил с собой двух
сыновей. Куренная работа тяжелая и ответственная, потом нужно иметь скотину и большое хозяйственное обзаведение, но большие туляцкие семьи держались именно за нее, потому что она представляла больше свободы, — в курене не скоро достанешь, да и как уследишь за самою работой? На дворе у Тита всегда стояли угольные коробья, дровни и тому подобная углепоставщицкая снасть.
Старики отправились в господский дом и сначала завернули на кухню к Домнушке. Все же свой человек, может, и научит, как
лучше подойти к приказчику. Домнушка сначала испугалась, когда завидела свекра Тита, который обыкновенно не обращал на нее никакого внимания, как и на
сына Агапа.
Положение выведенных из орды
сыновей Фрола и Пашки было не
лучше.
Если старшие
сыны в отдел уйдут, так с него будет и этих двоих, все-таки
лучше, чем у Филиппа.
Благодарю за известие о водворении Бакунина в доме Лучших. Хорошо знать его на
хороших руках, но я хотел бы, чтоб ты мне сказал, на ком он затевает жениться? Может быть, это знакомая тебе особа — ты был дедушкой всех томских невест. И я порадовал бы его матушку, если б мог сказать ей что-нибудь положительное о выборе ее
сына. Неизвестность ее тревожит, а тут всегда является Маремьяна. [Речь идет об M. А. Бакунине. Об этом — и в начале следующего письма.]
Обещанных вами гостей до сих пор нет. Прискорбно, что не могу пожить с Иваном Дмитриевичем. Мне улыбалась мысль, что он с
сыновьями погостит у нас, но, видно, этому не бывать. Истинно грустно! Просил Батенькова подробно мне об нем поговорить. Кажется, не совсем
хорошее с ним делается.
Молодого человека, проезжающего в этот
хороший вечер по саванскому лугу, зовут Лукою Никоновичем Маслянниковым. Он
сын того Никона Родионовича Маслянникова, которым в начале романа похвалялся мещанин, как сильным человеком: захочет тебя в острог посадить — засадит; захочет в полиции розгами отодрать — тоже отдерет в лучшем виде.
Даже Марья Михайловна вошла в очень
хорошее состояние духа и была очень благодарна молодому Роберту Блюму, который водил ее
сына по историческому Кельну, объяснял ему каждую достопримечательность города и напоминал его историю.
На двадцать втором году Вильгельм Райнер возвратился домой, погостил у отца и с его рекомендательными письмами поехал в Лондон. Отец рекомендовал
сына Марису, Фрейлиграту и своему русскому знакомому, прося их помочь молодому человеку пристроиться к
хорошему торговому дому и войти в общество.
Папенька и брат Johann приехали в город, и мы вместе пошли бросить Los, [жребий (нем.).] кому быть Soldat и кому не быть Soldat. Johann вытащил дурной нумеро — он должен быть Soldat, я вытащил
хороший нумеро — я не должен быть Soldat. И папенька сказал: «У меня был один
сын, и с тем я должен расстаться! Ich hatte einen einzigen Sohn und von diesem muss ich mich trennen!»
Нежнолюбивая мать Мелкова держала для
сына крепкий экипаж и
хороших лошадей и еще более того беспокоилась, чтобы кучер был у него не пьяница, умел бы ездить и не выпрокинул бы как-нибудь барчика, — и кучер, в самом деле, был отличный.